Джо Французский певец, композитор и музыкант американского происхождения.
Жизнь и творчество Джо Дассена
-...
БИОГРАФИЯ ДЖО ДАССЕНА
20 августа 1980 года в ресторане «У Мишеля и Элиан» на острове архипелага Таити,
носящем название Тахаа, ровно в полдень высокий брюнет с голубыми глазами упал на пол
и даже случайно оказавшемуся здесь врачу не удалось сделать так, чтобы остановившееся сердце снова пошло.
Он медленно поднялся и с трудом выговорил:
`Все кончено:Ничего нельзя сделать:`
Много позже я хорошо узнал эти французские рестораны в заморских департаментах,
рестораны, которые содержат немолодые пары, по тем или иным причинам не прижившиеся в метрополии.
На берегу, поросшем кокосовыми пальмами, склонившими свои кроны под не стихающими ночью и днем ветрами, срывающими с верхушек гудящих волн соль,
едва растворенную брызгами воды.
Водой насыщены здесь испепеляющие дни и чернильные ночи, заливающие город после стремительного тропического заката тяжелым дыханием океана.
Пара лет здесь, под пальмами, проходит как пара часов, и вот уже жизнь неотличима от прибоя, приходящего и уходящего вслед за луной столько лет,
сколько песчинок он переносит в своей мутной стене.
Лучшее место для того, чтобы забыть о смерти. Лучшее место, чтобы открыть ресторан. Лучшее место, чтобы умереть.
По странной случайности я помню этот день, помню разговоры о Дале и Высоцком.
Но когда я думаю о физическом расстоянии, разделявшем тогда меня и бетонный пол ресторана «У Мишель и Элиан»,
расстоянии между путями судьбы десятилетнего русского мальчика и американского француза по имени Джозеф,
не пережившего повторного инфаркта там, на Таити, мне становится не по себе.
Пройдет только два года, и песни этого человека заставят меня первый раз по собственной воле взять в руки французско-русский словарь.
А за окном ранняя московская весна будет разливать в воздухе радостное чувство бесконечной радости и первой любви.
Моя первая любовь, школьный безответный роман.
Перепачканные чернилами руки, портфель до дома, игра в «кис-мяу» в полутемной комнате, пока родители возятся на кухне с неизменным пирогом.
Ее дороги во французскую спецшколу были ясно очерчены происхождением и буквой «р»,
которую упорно стремились исправить логопеды, а я оказался с ней за одной партой в силу любви моей мамы к романам Дюма.
Я с наслаждением втыкал булавку чуть ниже линии ее школьного платья, залегавшего ловкими складками вокруг не по-детски правильных бедер,
а она отвечала мне увесистой затрещиной, выбивая о мою голову пыль из `Родной речи`.
А потом - пылание этой школьной страсти, замешанное на беззаветной любви к неизвестной нам Франции,
сведения о который мы черпали из написанных в пятидесятых учебников да с потрескивающих винилов.
Этими песнями говорила наша любовь - мы едва понимали в них половину, а если бы у нас и был перевод, что бы мы поняли в мудрых и человечных текстах, за которыми стояло самое главное - умение принимать жизнь, жизнь,
о которой в 13 лет неизвестно вообще ничего, кроме того, что она есть, и тем не менее:
Кто же был этот человек и почему это было так?
Как могло случиться, что популярность этого Джозефа - известного всему миру как Джо, Джо Дассен
- затмила в Москве семидесятых и Битлз и АББУ?!
Один из возможных ответов я прочел на обороте затертого конверта его «апрелевской» пластинки: `
В чем же секрет?
Может быть, в том, что он поет в особенной, сверхмодной манере?
Нет:
(Оцените это многоточие.)
Его исполнение отличается большим вкусом, чувством меры, присущим лишь настоящим художникам.
ля него, пожалуй, наиболее характерна особая разговорная, доверительная интонация,
которая делает песню близкой и понятной даже тем слушателям, которые не знают французского языка`.
Все верно, но почему-то вспоминается довлатовский пассаж про слова, похожие на стеклотару, в которой, увы, нет уже ни грамма.
Не в том же секрет, что его дед был одесским евреем - есть ли на свете что-нибудь более русское, чем одесский еврей?
- и не в том же, что его первая свадьба состоялась в русском ресторане?
Или, может быть, его подняла волна советско-французской дружбы, золотой эпохи Жискара,
когда неутомимый Пьеро Бельмондо с боксерской улыбкой дырявил лбы проходимцам за себя
и за того голливудского парня?
На этой дороге можно подобрать подходящее объяснение тиражам его пластинок, но это будет только предместье ответов на главные вопросы.
А может быть, их нет, этих ответов, в том понимании, которое мы любим вкладывать в мертвые слова?
Секрет его прелести, как и всегда, разгадке мира равносилен, и каждый раз, когда мне кажется, что нечто удается постичь, я упираюсь в парадоксы.
Вот он перед нами
- метр восемьдесят пять, голубые глаза, жабо и белая рубашка, проникновенный баритон
- чем не романтический герой?
И между тем - все, что он сделал, его песни, его тексты, аранжировки отличает полное отсутствие романтизма
- у Дассена нет ничего условного, небесного и, стало быть, плохо понятного.
Парадоксально и то, что человек, лучше говоривший по-английски, чем по-французски,
занял место рядом с Пиаф и Брассенсом.
Может быть, где-нибудь в истории его жизни найдутся удивительные подробности, объясняющие все это?
Он вышел из художественной среды - его отец, Жюль Дассен, после короткой театральной карьеры и работы ассистентом Хичкока к концу пятидесятых стал режиссером с мировым именем,
мать Беатриса, или Беа, была скрипачкой, которая концертировала с многими грандами мировой классической музыки.
Джо родился в Нью-Йорке, а до переезда семьи в Европу его детство ходило по Лос-Анджелесу и знаменитым пляжам, которые он проникновенно обессмертит песней
«Нуазет и Кассиди» на взлете своей карьеры, потом - в далеких семидесятых.
А пока, пока на старом континенте безумные, чудные пятидесятые.
Тогда над всей Европой стояло голубое небо социального оптимизма, неслыханного промышленного подъема и сколачивания безумных состояний
- в послевоенное тридцатилетие люди живут смачно, наотмашь, с легким сердцем.
Человек пятнадцати лет, которому суждено оставить потомкам запах этого времени гравировкой звуковых дорожек,
учится в Италии и Швейцарии, в знаменитых школах, окруженный дружбой богатых наследников.
К тому времени, когда Джо получает диплом бакалавра, его родители расстаются
- Беа не хочет следовать за своим мужам в звездную жизнь успешного режиссера
- у молодого Дассена появляется мачеха - актриса Мелина Меркури.
Джо и не думает об артистической карьере - он едет в Америку за серьезным образованием
и живет жизнью мичиганского студента эпохи Элвиса Пресли -
зарабатывает на жизнь мойщиком посуды и водителем грузовика, много учится, иногда перемежая занятия этнологией и русским языком выходами в бары,
где под акустику знакомит американок с музой Брассенса.
Никаких электрогитар, никакого рок-н-ролла, ни тени бунта.
После своих шести американских лет
Дассен
- доктор этнологии, лауреат Второй национальной премии за рассказ «Wade In Water»,
свободно говорящий на четырех языках и подумывающий об университетской карьере.
В армию его не берут - говорят, какой-то шум в сердце.
За спиной Дассена-младшего работа с отцом - особенно тарантелла для фильма
«La loi» с участием Джины Лоллобриджиды
и песня «Дети Пирея» для «Jamais le dimanche», исполненная его мачехой.
История жизни Джо Дассена
В 1962 году Джо вторично вступает на землю Европы - ему 24 года, и уж мир точно создан для того,
чтобы урчать у его ног теплой пятнистой кошкой.
Как некогда его отец у Хичкока, он - ассистент режиссера в фильме Жюля Дассена
«Topkapi» - он приносит нетрудные деньги и первую известность.
В 1963-м Джо уже ведущий на «Радио Люксембург», он ведет светскую жизнь
и 13 декабря на одной из вечеринок он встречает Мариз Массьера.
И вот они уже живут вместе в Сен-Жермен де Пре - любимом всеми американскими французами и французскими американцами районе,
на бульваре Распай, в трех комнатах на шестом этаже.
Близится день рождения Джо, Мариз ломает голову, что подарить? Рубашка, одеколон?
Да нет же! Ведь лучшая подруга Мариз, Катрин Ренье работает секретарем
в только что обосновавшейся в Париже американской звукозаписывающей компании, некоей
Columbia Broadcasting System.
И вот 5 ноября 1964 года Дассен получает единственный на свете гибкий диск со своим голосом, поющим песню их любви –
«Freight Train».
В студии звукозаписи остается моток магнитной ленты, и как-то вечером ее решили послушать.
Освежиться в конце трудного дня, запить красным винцом едкое словечко по поводу коллег,
но голос Дассена, ритм, качающий знакомые слова, изъял их души у беса злословия,
- в воздухе остался один вопрос: - если напечатать большой тираж, будет ли диск продаваться?
Как обрадуется этот, как его там: Дассун: Дассен?
А Дассен послал их ко всем чертям.
Катрин и Мариз убили два месяца на то, чтобы уговорить его хотя бы попробовать записать диск.
Так рождается тот самый Дассен, потрясающий всех, кто его знал, невероятным сочетанием
- ошпаривающей талантливостью и крайней неуверенностью в своих способностях,
сочетание, которое он пронесет через всю свою сценическую жизнь, когда будет повторять без устали:
«Если таланта нет, остается вкалывать!»,
в то время как поклонницы будут вываливаться из окна и осыпаться с деревьев и фонарных столбов,
ломая руки и ноги, чтобы только щелкнуть певца на свою «мыльницу»:
О большем в ту интеллигентную эпоху они мечтать не решались.
Пока же Дассен знакомится с Мишелем Рива и Франком Томасом.
Они - команда эпохи переложения англоязычных хитов на французский манер.
А дальше - ничего интересного.
Небольшой «затык» с первой пластинкой, треть тысячного тиража которой выкупает его мать Беатрис,
второй винил попадает на радио и дает результат в 20-25 тысяч продаж,
третий: Проходит пара лет, и случается то, что всегда случается с успешными исполнителями,
- у Дассена больше нет ни жизни, ни истории, ничего
- а есть цифры года от Рождества Христова напротив названий хитов.
И концерты, концерты, концерты.
От парижской Олимпии и американских гастролей до турне по французской Африке.
Для журналистов Дассен плох - ноль сенсаций, его поговорка:
«Каждый, приходя домой, имеет право закрыть за собой дверь.
Такое же право я оставляю для себя».
Франция покоряется быстро, а знаменитые «Елисейские поля», переложенные на многие европейские языки, достигли и Страны восходящего солнца,
где экспансивные японки с благоговением посматривали на фотографии голубоглазого великана.
Небольшая просадка в 73-м и 74-м годах - маловато безусловных хитов. Для художественного роста певца такого масштаба не хватает
англоязычных переложений песен его друзей и своих собственных.
Ему нужен авторский тандем другого уровня, и, возможно, Дассен это осознает.
Сквознячок судьбы обосновался под дверью все той же CBS - в начале мая 1975 года
продюсер услышал итальянское произведение, спетое по-английски группой «Альбатрос».
Оно называлось «Африка», и автором этой музыки был тогда еще «некто Тото Кутуньо»,
а слов - более известный во французских музыкальных кругах
Вито Паллавичини.
Тогда, в мае 1975 года, начинается новый Дассен,
Дассен «L ete indien»,
так удачно нашедшего свое русское название – «Бабье лето»
и ставшего неотделимым от русской осени семидесятых.
Нет такой трагедии, которая бы не обернулась хотя бы для одного человека удачей.
Мишель и Элиан получили в день смерти Дассена свой счастливый билет - аромат истории явно не вредит заведению:
Я не знаю, как увековечено это событие на острове Тахаа - прикручена ли к столбу табличка, начинающаяся словами:
«Здесь» и так далее, но совершенно точно то, что на могиле его нет ничего, кроме даты рождения и смерти.
Но эпитафия ему готова в его собственных словах, что он часто говаривал, если песня не ладилась:
«Ищите ее, ищите там, в нирване всех песен»
Дассен и по сей день любим во Франции как никто другой.
Его пластинки расходятся огромными тиражами
и двадцать лет спустя после смерти, надо видеть глаза французов, представителей самой дряхлой и потому холодной европейской нации, когда в телевизионную студию входит
сын Джо Дассена сын Джо Дассена.
Его отец оставил после себя столько любви, что достанет и на правнуков.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах