2-й Храм-на Скале"Aml Pages"- редактора

[Jurgen]

Женщины на войне. Возле изуродованных мужчин.
Былое. 20 век
Летучки, медсанбаты, госпиталя
Вокруг стоны, кровь, запах гниющей плоти.
Карболки, естественных выделений
... И никаких различий мужчина ты или женщина

Всех жалко.
А девочкам - себя нет

О том, что происходит в 21 веке.
Мы слышим
Об этом напишут не менее толстые книги , чем у Льва Толстого
"Война и Мир"

Вторая мировая война: Женщины на войне (Часть 13) »
BigPicture.ru
Url:

Женщины на войне: правда, о которой не принято говорить
URL:

[Jurgen]

Юлия Друнина. Поэт.

Убивали молодость мою

URL:


Осколочное ранение,
домогательства влиятельных поэтов,
песня к «Человеку-амфибии» и
самоубийство в 67 лет:












какой была жизнь и смерть поэтессы Юлии Друниной

Исполнилось 100 лет со дня рождения замечательной поэтессы

Денис КОРСАКОВ

«ФАШИСТ ИЗО ВСЕЙ СИЛЫ УДАРИЛ МЕНЯ ПОДКОВАННЫМ САПОГОМ В ЖИВОТ»

Ирония судьбы:
в мае 1924 года, с разницей в считанные часы, появились на свет поэты, чье творчество во многом определялось войной,

а день рождения в итоге совпал с праздником Победы.

9 мая 2024 года мы отметили столетие Булата Окуджавы,

10 мая - столетие Юлии Друниной.

Авторов
«Десятого нашего десантного батальона» и
строк
«Я только раз видала рукопашный, раз наяву, и тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне».

При этом Друнину война перепахала даже сильнее,
чем Окуджаву;

именно о ней - все ее лучшие строки.

Она воевала дольше,
видела больше,
ранение получила более тяжелое,

и, как о ней говорили, в каком-то смысле
с войны так и не вернулась.


Юлия Владимировна оставила подробные мемуары о своей юности.

Там есть такой, например, эпизод:

«Полковая разведка притащила «языка».

Перед тем как передать его в штаб,
ребята попросили меня
«чуток отремонтировать фрица».

«Фриц» — молодой обер-лейтенант — лежал на спине с закрученными назад руками.

Светловолосый, с правильными резкими чертами мужественного лица, он был красив той плакатной «арийской» красотой,

которой, между прочим, так не хватало самому фюреру.

Пленного даже не слишком портили здоровенная ссадина на скуле и медленная змейка крови,
выползающая из уголка рта.

На секунду его голубые глаза встретились с моими,

потом немец отвёл их и продолжал спокойно смотреть в осеннее небо (…).

Что-то вроде сочувствия шевельнулось во мне.

Я смочила перекисью ватный тампон и наклонилась над раненым.

И тут же у меня помутилось в глазах от боли.

Рассвирепевшие ребята подняли меня с земли.

Я не сразу поняла, что случилось.

Фашист, которому я хотела помочь,
изо всей силы ударил меня подкованным сапогом в живот...»

На фронте она побывала трижды.

Сначала девочкой в 1941 году записалась в добровольную санитарную дружину и в результате оказалась под Можайском,

в тылу врага,
где была вынуждена с группой пехотинцев две недели пробираться к своим.

Потом ненадолго уехала в эвакуацию с больным отцом;

когда отец умер,

вернулась на фронт медсестрой, героически спасала раненых под пулями и осколками.

Один из них попал ей в шею, она чудом не погибла.

«Хирург обеспокоился - образовался чудовищный абсцесс, а осколок застрял рядом с сонной артерией.

Извлекать его пришлось под общим наркозом.

И это было ужасно, поскольку мальчик-санинструктор не умел правильно накладывать маску.

Хирург кричал на него,
парнишка терялся еще больше,
руки у него дрожали,

а я то мучительно задыхалась, то снова приходила в себя, чтобы снова начать задыхаться…»

Потом на рентгене еще и «легкие оказались черны
- врач сказал, что это последствия крупозного воспаления легких, перенесенного в окопах. (…)

Я скисла. Героический конец!
На войне умереть от чахотки…»

После всего этого при малейшей возможности она снова отправилась на передовую.

Там получила контузию;
ее в очередной раз признали негодной к службе и назначили переосвидетельствование через полгода.

И - «надо же, чтобы
война закончилась как раз через шесть месяцев!..»

Юлии было двадцать лет.

«У ВАС НА ВСЮ ЖИЗНЬ ОСТАНУТСЯ ВОСПОМИНАНИЯ О ТОМ, ЧТО ВЫ БЫЛИ БЛИЗКИ С БОЛЬШИМ СОВЕТСКИМ ПОЭТОМ!..»

Но и после Победы, в мирной жизни, у нее все складывалось очень непросто.

Она поступила в Литинститут (о чем думала еще до войны),
влюбилась в однокурсника Николая Старшинова,

вышла за него замуж, родила дочку.

Звучит невинно, но, как писала Друнина, «в то время в моих обстоятельствах это было настоящим безумием».

Денег нет, одежды, еды - ничего этого не было;

при этом дочка тяжело заболела, а вслед за ней заболел и муж.

«Их надо было спасать от смерти и кормить.

А как, когда руки мои были связаны?
От младенца ни шагу, денег ни копья».


До конца дней Друнина вспоминала, как пыталась продать на рынке буханку хлеба,
полученную по продуктовой карточке.

Тогда продажа хлеба считалась «спекуляцией» и была уголовно наказуема.

Какая-то баба взяла у Юлии буханку и,
не заплатив, спокойно пошла прочь.

«А деньги?» - растерянно крикнула я ей вслед.

«Деньги? - ухмыльнулась тетка.

- А ты, спекулянтка, милиционеру пожалуйся — во-он он на тебя смотрит»…


Юлия Друнина была еще и очень красивой женщиной,
что, к сожалению, вышло ей боком:

ею увлекались немолодые и влиятельные мужчины.

А когда не получали того, что хотели, начинали мстить.

Например, со знаменитым поэтом Павлом Антокольским Юлия познакомилась в гостях у своей коллеги и подруги,

молодой поэтессы Вероники Тушновой:

та отмечала выход своей первой книги стихов

(49-летний Антокольский работал на ней редактором).

Николай Старшинов тоже был на этой вечеринке.

И вспоминал:
«Мы уже основательно выпили.

Где-то между тостами Юля вышла в коридор.
Вышел и Антокольский.

Вскоре я услышал шум и возню в коридоре и, когда вышел туда, увидел, как Павел Григорьевич тащит
упирающуюся Юлю в ванную.

Я попытался помешать ему.

Он рассвирепел - какой-то мальчишка смеет ему перечить!
- обматюгал меня.

Впрочем, я ему ответил тем же, но настоял на своем.

Когда мы вернулись в комнату, сели за стол, рассерженный Антокольский закричал на меня:
«Какой ты Старшинов?!
Ты — Младшинов!»

Потом Антокольский заставил 20-летнего Старшинова читать его стихотворения

и начал издеваться над ними

(«Это - великий идиотизм!»)

Но, что хуже, на следующий день, протрезвев, Антокольский сохранил страшную обиду на Друнину,

посмевшую ему отказать.

Он вел у нее семинар в Литинституте, до этого инцидента хвалил ее стихи,

а тут объявил «творчески несамостоятельной» и бездарной - и предложил начальству
ее исключить.

По счастью, ей удалось перевестись на другой семинар и остаться в институте.

(Поклонники Антокольского до сих пор не верят в то, что этот человек, слывший чрезвычайно достойным,
мог повести себя таким образом).

Простила ли его Друнина? Конечно, нет.

Вскоре она выступила с речью против Антокольского на собрании в Союзе писателей.

Шел конец 40-х, литераторам приходилось плохо;

Антокольского объявили «главой поэтов, насаждающих и охраняющих декаданс»,

и Друнина присоединила свой голос к обвинениям в его адрес.

Люди, не знающие контекста, это ей припоминали до конца жизни - считали,
что она повела себя очень некрасиво.
Что скажем мы, этот контекст знающие?

Очень похожая история случилась с поэтом Степаном Щипачевым, автором знаменитой фразы

«Любовь - не вздохи на скамейке и не прогулки при луне».

Друнина опытным путем выяснила, что любовью для него были вздохи на диване.

Щипачев занимал ответственные должности сразу в двух изданиях, «Красноармеец» и «Октябрь»,

и пригласил перспективную поэтессу к себе на деловую встречу.

Вернувшись, Друнина рассказывала Старшинову:

«Ты представляешь, что придумал этот старый дурак?

Только я вошла к нему в кабинет, он весь расплылся в доброй улыбке:

«Ощень хорошо, Юля, что вы пришли вовремя
(у Щипачева были заметные дефекты речи. - Ред.).

Садитесь, садитесь вот сюда на диван.

Я уже прощитал все ваши стихи, ваши замещательные стихи.

И мы их непременно напещатаем и в «Красноармейсе», и в «Октябре»…

Право, не знаю, щем вас и угощать…

Да вот, пожалуйста, хоть попробуйте смородину…»

Он придвинул ко мне поближе блюдечко с красными ягодами, а сам сел рядом со мной на диване.

Я немного отодвинулась от него,
а он снова сблизился и обнял меня за талию. Я стала отстраняться от него.

И тогда он произнес такую дурацкую речь:

«Ну, щего вы боитесь, нашей близости?

Но ведь об этом никто не узнает.

А зато у вас на всю жизнь останутся воспоминания о том, что вы были близки с большим совеским поэтом!..»

Я вскочила с дивана и стрелой вылетела на улицу от
«большого совеского поэта…»

Что до Константина Симонова,
он к Друниной не приставал.

Всего лишь хотел быть редактором первой книги ее стихов.

Наверняка считал, что делает начинающей поэтессе большое одолжение.

Но главный редактор издательства «Советский писатель»
Анатолий Тарасенков высказался в том духе, что

беспокоить большого поэта не стоит, и
предложил сам стать редактором.

Так и поступили.
Вроде рабочий момент, но не тут-то было:

Симонов оказался оскорблен, что его предложением пренебрегли, и начал ставить Друниной палки в колеса:

всячески мешал ей вступить в Союз писателей.

Все остальные были «за», но тут вставал Симонов и начинал внушать собравшимся, что поэт Друнина незрелый,

сделала в поэзии еще очень мало…

А его слово имело солидный вес.

Такое повторялось дважды, но на второй раз Друнину все-таки приняли по настоянию Александра Твардовского.

Симонов потом догнал и отомстил по мелочи:
сделал все, чтобы сорвать Друниной творческую командировку, о которой она мечтала.

Старшинов потом назвал это «суетливыми незначительными играми»,
на которые, как ему казалось, Симонов не был способен.

«ЛУЧШЕ ЛЕЖАТЬ ВО МГЛЕ, В СИНЕЙ ПРОХЛАДНОЙ МГЛЕ…»

Говорят, у Симонова потом восстановились нормальные отношения с Друниной.

Но она к тому моменту уже была замужем за другим человеком - кинодраматургом Алексеем Каплером.

Тот успел побывать военным корреспондентом на фронте и отсидеть в лагере за связь со Светланой Аллилуевой, дочерью Сталина.

Их роман был невинным, платоническим,
но Каплер, обнаглев,
написал любовное письмо Светлане в форме рассказа

и опубликовал его в «Правде».

Рассказ назывался «Письмо лейтенанта Л. из Сталинграда», то есть все было завуалировано,

но не слишком тщательно.

Во всяком случае, светин папа моментально обо всем догадался и приказал разъяснить этот вопрос.

Рассказ специальным постановлением секретариата ЦК объявили антихудожественным,

а автор отправился в Воркутлаг,
откуда вышел только после смерти несостоявшегося тестя.

У родившегося в 1903 году Каплера
была большая разница в возрасте со Светланой
и большая - с Юлией,

и в обоих случаях это не мешало тому, что в него влюблялись без памяти.

В ситуации с Друниной разъяренного отца на горизонте не было, - все осложнялось другим:

и она, и Каплер были несвободны.

Юлии Владимировне стоило больших страданий оставить мужа и дочь
(и Каплер тоже не сразу смог уйти от жены).

Но потом судьба их вознаградила за все мучения двумя десятилетиями идеального, бесконечно счастливого брака.

Кстати, Каплер был соавтором сценария главного кинохита «оттепели», «Человека-амфибии»,

а Друнина написала текст к одной из песен из этого фильма.

Нет, не «Эй, моряк, ты слишком долго плавал»,
- другой, менее популярной:

https://www.youtube.com/watch?v=gmxsbmdMiAU

«Лучше лежать во мгле, в синей прохладной мгле, чем мучиться на суровой, жестокой, проклятой земле».

Учитывая все, что было потом, это, конечно, выглядит как кредо автора.

Идиллия с Каплером закончилась в 1979 году:
он умер от рака.

Когда болел, страшно переживал:
каково будет жене одной.

Ей было очень плохо, смерть мужа стала для нее страшным ударом.
Но она провела на свете еще 12 лет.

Старшинов, сохранивший с бывшей супругой хорошие отношения, писал: «После смерти Каплера,

лишившись его опеки, она, по-моему, оказалась в растерянности; у нее было немалое хозяйство:

большая квартира, дача, машина, гараж — за всем этим надо было следить,

постоянно прилагать усилия, чтобы поддерживать порядок и состояние имущества.

А этого делать она не умела, не привыкла.

Ну а переломить себя в таком возрасте было уже очень трудно, вернее — невозможно.

Вообще она не вписывалась в наступавшее прагматическое время, она стала старомодной со своим романтическим характером.



У Юли есть стихотворение «Кто говорит, что умер Дон Кихот?..»

Кто говорит, что умер Дон-Кихот - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=n5csk1ajLf4

В какой-то степени и она оказалась им в нынешней обстановке…

Юля быстро растеряла тех знакомых и друзей, с которыми общалась при Каплере.

А новых, по сути дела, не завела. Дружила она со вдовой поэта Сергея Орлова Виолеттой,

но она одна не могла ей заменить всех…
Как это ни печально, имея столько друзей-читателей, она была одинока».

"Комбат" стихи Юлии Друниной,
музыка Игоря Согонова - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=OwBmMnc4J8g

"НА КУРГАНЕ"
Музыка: Андрей Петров, Слова: Юлия Друнина, Исполняет: Лидия Клемент - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=b2UuZPP8Suk


Последней каплей стали события 1991 года, когда на ее глазах развалился Советский Союз.

А я для вас неуязвима Песня Юлия Друнина - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=0b8gQau7ss8


Она не знала, что делать, как реагировать на стремительно меняющуюся реальность:
расползалось и таяло все, к чему она привыкла.

"На носилках, около сарая..."
Слова Юлии Друниной, музыка Александра Гилева - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=pqGanTRCa_c

« ТЫ ДОЛЖНА»
на стихи Ю. Друниной - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=tywo_RM2ZuM

В августе она ходила защищать Белый дом,

«Ты вернешься»
Юлии Друниной - YouTube
https://www.youtube.com/watch?v=0KokUipUv24

а потом наблюдала на улицах фронтовиков, превратившихся в нищих.

С войны пришедшие калеки - online presentation
URL:






\

«Ветераны в подземных дрожат переходах.

Рядом — старый костыль и стыдливая кепка.
Им страна подарила «заслуженный отдых»,
а себя пригвоздила к Бесчестию крепко.
Только как позабуду отчаянных, гордых молодых лейтенантов, солдатиков юных?..

Ветераны в подземных дрожат переходах, и давно в их сердцах все оборваны струны».

Это из последней книги стихов, которую она составила перед тем, как в ноябре
1991-го покончить с собой.

«Это не случайная вспышка отчаянья, - писал Старшинов.

- Все было предусмотрено и продумано до мелочей.

Она написала едва ли не десять писем:
дочери, внучке, зятю,

подруге Виолетте, редактору своей новой рукописи,
в милицию,
в Союз писателей.

В письмах никого ни в чем не винила...
Все было учтено, все было благородно, красиво и романтично…»

Приняв решение свести счеты с жизнью в гараже на даче,
она оставила на дверях записку, обращенную к зятю:

«Андрюша, не пугайся.
Вызови милицию, и вскройте гараж».

Похоронили ее там, где она просила
- на кладбище в Старом Крыму,
рядом с Алексеем Каплером.

Крым она безумно любила, исходив по нему пешком сотни километров.

А крымские астрономы Николай и Людмила Черных еще в 1969-м открыли новую малую планету,

получившую порядковый номер 3804,

и назвали ее именем Юлии Друниной.

Как писал Старшинов, оставшийся влюбленным в нее до конца своих дней,

это «естественно вписалось в ее жизнь».

[Jurgen]

URL:

Юлия Друнина

Стихи о войне


Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.

Я -- связная.
Пусть грохот сражения стих:
Донесеньем из боя
Остался мой стих --
Из котлов окружений,
Пропастей поражений
И с великих плацдармов
Победных сражений.

Я -- связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу:
"Нет, ничто не забыто,
Нет, никто не забыт,
Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит".

--------------------------------------------------------------------------------
* * *
И откуда
Вдруг берутся силы
В час, когда
В душе черным-черно?..
Если б я
Была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки
В сорок первом.
Помнишь?
Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки,
Раны,
Пепелища...
Память,
Душу мне
Войной не рви,
Только времени
Не знаю чище
И острее
К Родине любви.
Лишь любовь
Давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я
Не верила в Россию,
То она
Не верила б в меня.

--------------------------------------------------------------------------------
ЗАПАС ПРОЧНОСТИ

До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.

И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать!-- Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.

--------------------------------------------------------------------------------
БИНТЫ

Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем - так учили нас.
Одним движеньем - только в этом жалость...
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: "Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться - беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки".
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.

Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты...
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!

--------------------------------------------------------------------------------
ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ

Машенька, связистка, умирала
На руках беспомощных моих.
А в окопе пахло снегом талым,
И налет артиллерийский стих.
Из санроты не было повозки,
Чью-то мать наш фельдшер величал.

...О, погон измятые полоски
На худых девчоночьих плечах!
И лицо - родное, восковое,
Под чалмой намокшего бинта!..

Прошипел снаряд над головою,
Черный столб взметнулся у куста...

Девочка в шинели уходила
От войны, от жизни, от меня.
Снова рыть в безмолвии могилу,
Комьями замерзшими звеня...

Подожди меня немного, Маша!
Мне ведь тоже уцелеть навряд...

Поклялась тогда я дружбой нашей:
Если только возвращусь назад,
Если это совершится чудо,
То до смерти, до последних дней,
Стану я всегда, везде и всюду
Болью строк напоминать о ней -
Девочке, что тихо умирала
На руках беспомощных моих.

И запахнет фронтом - снегом талым,
Кровью и пожарами мой стих.

Только мы - однополчане павших,
Их, безмолвных, воскресить вольны.
Я не дам тебе исчезнуть, Маша, -
Песней
возвратишься ты с войны!
--------------------------------------------------------------------------------
БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ

Хочу,чтоб как можно спокойней и суше
Рассказ мой о сверстницах был...
Четырнадцать школьниц - певуний, болтушек -
В глубокий забросили тыл.

Когда они прыгали вниз с самолета
В январском продрогшем Крыму,
"Ой, мамочка!" - тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.

Не смог побелевший пилот почему-то
Сознанье вины превозмочь...
А три парашюта, а три парашюта
Совсем не раскрылись в ту ночь...

Оставшихся ливня укрыла завеса,
И несколько суток подряд
В тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.

Случалось потом с партизанками всяко:
Порою в крови и пыли
Ползли на опухших коленях в атаку -
От голода встать не могли.

И я понимаю, что в эти минуты
Могла партизанкам помочь
Лишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь...

Бессмысленной гибели нету на свете -
Сквозь годы, сквозь тучи беды
Поныне подругам, что выжили, светят
Три тихо сгоревших звезды...

--------------------------------------------------------------------------------
КОМБАТ

Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули -
Всегда стрелял без промаха комбат.

Упали парни, ткнувшись в землю грудью,
А он, шатаясь, побежал вперед.
За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шел на пулемет.

Потом в землянке полкового штаба,
Бумаги молча взяв у старшины,
Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что... смертью храбрых пали их сыны.

И сотни раз письмо читала людям
В глухой деревне плачущая мать.
За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!

--------------------------------------------------------------------------------
* * *

На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила...

И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать - это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть...

Через много лет в глазах любимой,
Что в его глаза устремлены,
Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдет к окошку,
Закурить пытаясь на ходу.
Подожди его, жена, немножко -
В сорок первом он сейчас году.

Там, где возле черного сарая,
На краю отбитого села,
Девочка лепечет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила...

--------------------------------------------------------------------------------
* * *
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись - не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда...

--------------------------------------------------------------------------------
ЕЛКА

На втором Белорусском еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.

Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось - конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье - совсем не до грусти в огне!)

Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз...
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
- Почему ты одна? И чего ты повесила нос?

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо - ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.

А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица елка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?

Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад...
Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.

Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти,
всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки...
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: "Ложись!"

Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу...

Сколько было потом новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту забыть не могу...

--------------------------------------------------------------------------------
ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ

(На вечере поэтов, погибших на войне)

Юлия Владимировна Друнина
Сегодня на трибуне мы -- поэты,
Которые убиты на войне,
Обнявшие со стоном землю где-то
В свей ли, в зарубежной стороне.
Читают нас друзья-однополчане,
Сединами они убелены.
Но перед залом, замершим в молчанье,
Мы -- парни, не пришедшие с войны.
Слепят "юпитеры", а нам неловко --
Мы в мокрой глине с головы до ног.
В окопной глине каска и винтовка,
В проклятой глине тощий вещмешок.
Простите, что ворвалось с нами пламя,
Что еле-еле видно нас в дыму,
И не считайте, будто перед нами
Вы вроде виноваты, -- ни к чему.
Ах, ратный труд -- опасная работа,
Не всех ведет счастливая звезда.
Всегда с войны домой приходит кто-то,
А кто-то не приходит никогда.
Вас только краем опалило пламя,
То пламя, что не пощадило нас.
Но если б поменялись мы местами,
То в этот вечер, в этот самый час,
Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,
Губами, что вдруг сделались сухи,
Мы, чудом уцелевшие солдаты,
Читали б ваши юные стихи.


--------------------------------------------------------------------------------
* * *
Пожилых не помню на войне,
Я уже не говорю про старых.
Правда, вспоминаю, как во сне,
О сорокалетних санитарах.
Мне они, в мои семнадцать лет,
Виделись замшелыми дедками.
"Им, конечно, воевать не след, --
В блиндаже шушукались с годками.--
Побинтуй, поползай под огнем,
Да еще в таких преклонных летах!"


Что ж, годки, давайте помянем
Наших "дедов", пулями отпетых.
И в крутые, злые наши дни
Поглядим на тех, кому семнадцать.
Братцы, понимают ли они,
Как теперь нам тяжело сражаться?--
Побинтуй, поползай под огнем,
Да еще в таких преклонных летах!..
Мой передний край --
Всю жизнь на нем
Быть тому, кто числится в поэтах.
Вечно будет жизнь давать под дых,
Вечно будем вспыхивать, как порох.

Нынче щеголяют в "молодых"
Те, кому уже давно за сорок.


--------------------------------------------------------------------------------
* * *

Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943


--------------------------------------------------------------------------------
* * *

Нет, это не заслуга, а удача
Стать девушке солдатом на войне.
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!

С восторгом нас, девчонок, не встречали:
Нас гнал домой охрипший военком.
Так было в сорок первом. А медали
И прочие регалии потом...

Смотрю назад, в продымленные дали:
Нет, не заслугой в тот зловещий год,
А высшей честью школьницы считали
Возможность умереть за свой народ.


--------------------------------------------------------------------------------
* * *

Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы - девчата,
Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты -
То юность моя в огне...
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.


--------------------------------------------------------------------------------
ЗИНКА

Памяти однополчанки - Героя Советского Союза Зины Самсоновой.

1.
Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.
- Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет.
Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет...
Отогрелись мы еле-еле,
Вдруг нежданный приказ: "Вперед!"
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

2.
С каждым днем становилось горше,
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав,
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

3.
- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала...


--------------------------------------------------------------------------------
* * *

Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.

Мама!
Мама!
Я дошла до цели...
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.


--------------------------------------------------------------------------------
ТЫ ДОЛЖНА!

Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
От родного окопа
Одна
Ты должна оторваться,
И бруствер
Проскочить под обстрелом
Должна.
Ты должна.
Хоть вернешься едва ли,
Хоть "Не смей!"
Повторяет комбат.
Даже танки
(Они же из стали!)
В трех шагах от окопа
Горят.
Ты должна.
Ведь нельзя притворяться
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
"Сестрица!"
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит...


--------------------------------------------------------------------------------
* * *

Мне близки армейские законы,
Я недаром принесла с войны
Полевые мятые погоны
С буквой "Т" - отличьем старшины.

Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.

Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала -
Научилась верности в бою.


--------------------------------------------------------------------------------
* * *

Кто-то плачет, кто-то злобно стонет,
Кто-то очень-очень мало жил...
На мои замерзшие ладони голову товарищ положил.
Так спокойны пыльные ресницы,
А вокруг нерусские поля...
Спи, земляк, и пусть тебе приснится
Город наш и девушка твоя.
Может быть в землянке после боя
На колени теплые ее
Прилегло кудрявой головою
Счастье беспокойное мое.


--------------------------------------------------------------------------------
* * *

За утратою - утрата,
Гаснут сверстники мои.
Бьет по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.

Что же делать?-
Вжавшись в землю,
Тело бренное беречь?
Нет, такого не приемлю,
Не об этом вовсе речь.

Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах обугленные нервы,
Обожженные сердца!..